Бродяга

Рассказ.

— Можно, вещи поставлю? — услышал я голос позади.
Обернувшись, вижу мужчину лет пятидесяти, с большим тканевым пакетом, туго набитым пустыми алюминиевыми банками из-под пива и всякого рода алкогольного коктейля; в другой руке женское пальто с мехом в воротнике. За окнами ночь; луна, своим светом придаёт темноте магическую тайность, и предметы кажутся мертвенно-бледными с одной стороны и невидимыми с другой.
— Конечно, — отвечаю я. Мужчина аккуратно ставит свою ношу на пол тамбура электропоезда. «Осторожно, двери закрываются! Следующая остановка…». Дверь захлопывается с шумом и шипением, со скрежетом и характерным передергиванием поезд начинает движение.
— Какая сейчас станция? — спрашиваю у случайного попутчика.
— Кажись, «Маленковская» была.
— А, ну ладно…
Понимаю, что ехать мне долго. Передо мной бродяга в изношенной одежде, с грязными руками и вымазанным лицом, из-за чего ярко блестят его глаза с каким-то затухающим огоньком внутри.
— Почем банки нынче для народа?
— В день на пять сотен рублей, дай Бог, получается…
— Зачем же пальто тебе женское?
— Укрываться: спать холодно уже, осень всё-таки.
Стучат колёса, поезд мчится вперёд; встречные поезда пролетают мимо, ярко освещая тамбур мелькающим светом из своих вагонов. Собеседник мой садится на пальто, что лежит на полу, и закуривает.
— Чего это ты так? Что могло случится такого, что ты банки собираешь? Гляжу, мужик ты с хорошим прошлым: того глядишь, образование имеется? – произнёс я спокойным тоном. Бродяга — это ведь тот же человек, который в силу некоторых обстоятельств оказался на улице.
— Запил я, — слышу в ответ. Он погружается в мысли; я замечаю, что лицо его стало напряжённым и в то же время трагичным: люди, события, время стали отражаться на нём. — Юрой меня звать…
— Саня, — произношу я. Как принято, после знакомства следуют рукопожатия, вследствие чего возникла маленькая неудобная пауза для обоих — руки наши остались в карманах.
— Сына я похоронил и жену свою, — нарушая неловкую паузу продолжает он. — Больная жена была, и сын родился с такой же хворью. Жена после родов слегла и больше не встала, вскоре умерла. Сын прожил недолго — умер тоже… Любил я свою жену очень, на руках носил. Был я военным офицером на флоте когда-то…
Я сохраняю молчание и внимательно слушаю его. Противоречивые чувства охватили меня: и жаль человека, и видно, что сломан судьбой.
— Вижу я после её смерти всё тот же сон: снится мне она, такая же красивая и молодая, любимая. Беда только одна есть. Всякий раз она мне твердит: «Не уходи! Не пущу я тебя ни к кому! Ты — мой единственный и любимый!». Так и не отпускает меня; я же задыхаться начал от такого явления, жизнь новую начать никак не мог, с горя и запил вовсю. Курить-то начал два года как будет, даже не баловался никогда до этого, гадость, да и только!

Я шёл по тёмной улице, скупо освещённой фонарями; навстречу дул холодный ветер и моросил мелкий осенний дождь, капли его стекали по моим волосам и замерзающим щекам.

«Не уходи!» звучало в ушах.

Числа 08 октября месяца 2008 года от РХ
г. Москва